Ирина Панова

"Широкошумные дубровы"

 

Мы приехали в город Пушкина в веселое, солнечное июньское утро. Оставив машину в переулке, мой муж Борис Владимирович и я пошли пешком к главному входу в парк, или, по-официальному, в Государственный музей-заповедник "Царское село". Народу, по московским меркам, было немного, у сувенирных киосков вообще никого, на перекрестке симпатичные музыканты в военной форме петровских времен с увлечением играли почему-то "Американский патруль" Глена Миллера. Перед оркестром никакой шапки с мелочью не было – видать, играли для души, для веселья публики. Порицать "за американщину" мы их не стали, не до того было – впереди ждала встреча с ним.
Запасаемся путеводителем и другой литературой, которая продается в киоске, украшенном воздушными шариками, на память еще покупаем сувенир – гусиное перо с надписью, правда, "Павловск" и с изображением Павловского дворца – но это не смущает: там мы тоже скоро будем, там тоже - Пушкинские места.

И вот мы "в садах Лицея". Какие бы дворцы, чертоги, галереи, каскады и статуи не украшали этот прекрасный заповедник, все равно он прежде всего - "Отечество" Пушкина и его друзей – лицеистов. Флигель дворца, перестроенный под классы и жилые комнаты, своим закругленным фасадом напоминает мощный корабль, плывущий к большому пруду, роскошным аллеям парка – он словно летит вперед, сквозь время.

На четвертом этаже по обе стороны длинного коридора – комнаты лицеистов. А вот и его "студенческая келья" номер 14: конторка, на ней чернильница, перо, стол с кувшином и тазиком для умывания, кровать, окно, за тонкой стеной комната Жанно (Пущина) - такое же простое убранство, все только самое необходимое. На нижних этажах - аудитории, рекреационный зал (для отдыха), служебные помещения, в переходе - библиотека.

Выходим в лицейский сад. Розовое поле, где воспитанники между лекциями бегали, играли в мяч, чехарду, лапту, боролись, и Пушкин, хорошо сложенный, физически сильный и ловкий, порой побарывал школьных силачей. Памятник Пушкину-лицеисту, прекрасная работа скульптора Р. Р. Баха, установленная по случаю 100-летней годовщины со дня рождения поэта. Пушкин сидит на чугунной скамье, он замечтался, задумался, поза спокойная, умиротворенная, одной рукой подпирает кудрявую голову, другой изящным жестом облокотился о резную спинку скамьи. Сюртук расстегнут, рядом стопка книг...

И слышу наших игр я снова шум игривый,
И вижу вновь семью друзей.

Удивительно хорошо передает скульптура характер, настроение, дух Пушкина! В работе Баха, пожалуй, одной из лучших, так чувствуется динамика, что кажется: вот-вот поэт вскочит со скамьи, спрыгнет с пьедестала к нам на траву. Вспомним еще несколько знаменитых скульптурных фигур, передающих это "вот-вот", когда будто еще мгновение, и Пушкин... Это памятник в Москве (скульптор А. М. Опекушин), где поэт чуть склонил перед почитателями его таланта, перед народом обнаженную кудрявую голову и сейчас шагнет к нам; это памятник перед Русским музеем в Санкт-Петербурге (работа М.К. Аникушина), здесь поэт увлечен чтением стихов; это размышляющий Пушкин в Михайловском (скульптор Е. Белашова), он словно иллюстрирует собственные строки:

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута – и стихи свободно потекут.
("Осень", 1833)

Поскольку образ поэта создавали и будут создавать, за редким исключением, все русские скульпторы и все художники, то мы даже бегло не можем назвать другие работы; заметим лишь, что, на наш взгляд, вдохновение поэта лучше передает живопись, здесь дело не в динамике, а в глазах, внутреннем свете; их лишает нас, зрителей, искусство пластики.

Идем по царским аллеям и чувствуем, как замирает сердце: на каждом шагу встреча с Пушкиным. Великолепнейший Екатерининский дворец, "чертог царицын"; дом под сенью лип, где жил с семьей придворный историограф Н.М. Карамзин, у которого любил бывать лицеист; "огромные чертоги" Камероновой галереи (и правда, огромные) со скульптурами богов-олимпийцев, древнегреческих философов и поэтов. Красивый полноводный пруд, который можно пересечь на пароме (в Пушкинские времена перевозили на лодках). Жаль, мы не увидели "станицу гордую спокойных лебедей", но зато, обойдя вокруг огромный пруд, мы налюбовались зданием Адмиралтейства, Гротом, Оперным домом, Эрмитажем, павильонами, беседками, "кумирами богов", "столпами героев". Вот на водной глади Чесменская колонна - памятник победам доблестных русских войск над Османской империей. Вот Кагульский обелиск, увековечивший военный подвиг молодцов Румянцева в 1770 году. Этот памятник был особенно дорог Пушкину, поскольку надпись на обелиске напоминала ему о двоюродном дяде Иване Абрамовиче Ганнибале: "крепость Наваринская сдалась Бригадиру Ганнибалу. Войск российских было шестьсот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он. В плен турок взято шесть тысяч". Морейская (Малая Ростральная) колонна – все это монументы русской воинской славы. Побывав в Греции в местах, близ которых происходили эти битвы (в области Морея на юге страны и в Наварине), я была приятно удивлена, как греки хранят память тех, кто помог им обрести национальную независимость - возле прекрасно сохраняемых памятников и обелисков ежегодно отмечаются годовщины побед над турками. А у нас сражения в войне 1768 – 1774 годов непременно отмечались царскосельскими монументами (Екатерина II писала Вольтеру: "После каждой победы ставлю памятник").

Изящная "Девушка с кувшином", что "над вечной струей печальна сидит", множество статуй, либо имеющих аллегорическое значение мощи России как мировой державы, символизирующих такие понятия, как "Слава", "Любовь к родине", "Мир", либо изображающих античных богов и героев – Зевса, Геру, Андромеду, Геракла, Персея, а через эти образы – русских государственных деятелей. Пушкин очень любил "мраморные столпы", восхищался ими, воспитывался на их красоте и совершенстве; недаром впоследствии он так много стихов посвятил скульпторам и их работам.

Конечно, нельзя не сказать хотя бы несколько слов о царскосельских дворцах – Александровском и Екатерининском. Они поражают своим великолепием, архитектурным решением (проекты создавали такие знаменитые мастера, как Кваренги и Растрелли). Свою блестящую загородную резиденцию любили все российские императоры – от первого до последнего, от Петра I до Николая II. "Чертог царицын" – главное сооружение комплекса. Стиль барокко, избранный архитектором Растрелли, долженствовал прославлять славу и могущество державы. Выдающийся архитектор, почетный член Российской Академии художеств Ф.-Б. Растрелли, автор проектов Зимнего дворца и Смольного монастыря в Петербурге, Андреевской церкви в Киеве, дворцов в Петергофе, Руентале, Митаве и др. В Царском Селе ему, кроме Большого дворца, принадлежат проекты Эрмитажа, Катальной горки. Удачно вписанные в пейзаж, они не подавляют чрезмерной пышностью. Барокко претенциозно смотрится лишь в церквах: так, роскошный барочный иконостас, подаренный Екатериной II Успенскому собору во Владимире, подавляет своей вычурностью, не гармонирует с фресками А. Рублева. Огромные размеры дворца, лазоревая окраска стен, сочетающаяся с золоченной лепниной, атлантами, масками, вазами, декоративными гирляндами, белыми колоннами – все просто ошеломляет посетителей. Внутренние покои: анфилада роскошных залов, Большой трехсветный зал (площадью тысяча квадратных метров!) - архитектурный шедевр, доселе непревзойденный. Богатая отделка покоев с использованием новых для того времени материалов: мрамора, янтаря, агата, яшмы, разноцветной фольги. Драгоценные гобелены, мозаичные панно, живопись, скульптура, уникальная мебель, посуда, коллекции оружия - все это, счастливо сохраненное музейными работниками, радует глаз, вселяет гордость за нашу историю. А в старые времена гости, восторгаясь дворцом, отмечали: "По всей Европе подобного ему найтися не может".

Город, нескладно названный Пушкиным (как – то не по-русски звучит: "поселился... в Пушкине", "ищу работу ... в Пушкине"; так же бездумно у нас окрестили когда-то города Калинин, Молотов и др., возник на месте маленького хутора, который носил финское имя Саари Мойс (усадьба на возвышенном месте), затем оно изменилось на Саари - мыза, Сарская мыза, что в переводе означает "село".

Так и возникло Сарское Село, по удачному совпадению звучания переиначенное в Царское Село. (Кстати, некоторые Пушкинские места в Петербурге тоже вначале именовались по-чухонски: например, река Мойка - это имя не от глагола мыть, а от финского слова моери – болотистое, топкое место).

Освободив в ходе Северной войны эту древнюю славянскую местность от шведов, Петр Великий подарил мызу генерал-губернатору края А. Д. Меншикову - "со крестьяны, пустошми, сотными покосы и со всеми угодьями". Потом, видно передумав, царь отписал ее своей будущей жене и императрице Екатерине I.

Строился Петербург, возводилось и Царское Село. Все началось с двухэтажного скромного дома (зато каменного!) - так появился Екатерининский дворец, прообраз нынешнего.

И началось! Были возведены церковь, кирпичный и изразцовый заводы, амбары, конюшни, зверинец (звери - для царской охоты), кварталы городских домов.

Два века застраивалось, благоустроивалось и украшалось Царское Село. Особенно упорно им занимались Елизавета Петровна и Екатерина II. Скромный дворец вошел срединной частью в "чертог царицын". Были приглашены выдающиеся зодчие Ф. -Б. Растрелли, Д. Кваренги, А. Ринальди, В. Стасов, М. Земцов, А. Квасов, С. Чевакинский, Ч. Камерон. Они создавали здания, беседки, павильоны в стиле раннего классицизма и барокко.

   Для строительных работ свозились крепостные даже из отдаленных губерний, здесь трудились уральские камнерезы, тульские оружейники, сестрорецкие лепщики, а еще живописцы, керамисты, паркетчики. История сохранила цифру – 3 тысячи рабочих, крестьян, солдат, матросов работали постоянно, создавали регулярный сад, разбивали клумбы, высаживали тысячи привезенных саженцев, выкапывали пруд, выкладывали стены затейливых стильных зданий.

   При Елизавете и особенно при Екатерине II Царское Село стало местом официальных приемов венценосных гостей, любимой резиденцией владык.

   Сейчас к входу в Екатерининский дворец ведет главная аллея парка. В день нашего приезда она была заполнена пестрой, в основном молодежной, но спокойной очередью, расположившейся как бы перпендикулярно дворцу. Нам повезло: пропустили без очереди! Более того, несмотря на табличку, запрещающую фото- и видеосъемку, Борису Владимировичу поснимать на камеру разрешили ("Только быстренько!").
Идем по городу Пушкина (так хочется его называть). Улица Пушкина, здесь были гусарские казармы, куда ходил наш лицеист, где встречался со своими друзьями – гвардейцами Д. Давыдовым, А. Чавчавадзе, П. Чаадаевым, П. Кавериным. Дом Анны Китаевой, вдовы придворного камердинера. В этом двухэтажном особняке оригинальной архитектуры со сплошными застекленными верандами Пушкин жил с 25 мая по 20 октября 1831 года - уже с молодой женой Натальей Николаевной. Чуткий душой Пушкин не мог не привезти любимую именно сюда – где он был счастлив дружбой, где зародилось все. Здесь поэт много работал, ходил гулять с женой (современник описывает его красавицу так: она в белом платье, круглой шляпе, красной шали, "закругленной по тогдашней моде"; сразу видно, что писал эти слова мужчина: нет бы пояснить, как это тогда шали заворачивали). Конечно же, и потрясающая красавица, и известный поэт привлекали всеобщее внимание; особенно тянулись к Пушкину лицеисты более поздних наборов. Пушкин охотно беседовал со своими "внуками" и "правнуками", интересовался, в чьих руках теперь знаменитая лицейская библиотека, прибавляется ли она, поддерживают ли ребята памятник.

Вот о памятнике этом надобно сказать несколько слов. Лицеисты первого набора поставили каменную плиту с надписью: "Гению места". Гению - в смысле богу, божеству, хранителю (у Пушкина порой встречается в стихах выражение: "мой гений" - речь тут он ведет, конечно, не о собственном таланте, а о своем ангеле). Ухаживали за ним, как могли, берегли. Понимали ли мальчики, что вот оно, божество, рядом с ними, шалит и грустит так же, как они? Что этот гений прославит их Лицей, их Родину?

Сейчас в доме Китаевой мемориальная дача-музей А.С. Пушкина, "гения места".

Говорят, в городе Пушкина более мягкий климат, чем севернее, на берегах Финского залива; здесь не так ощутимы атлантические циклоны, больше солнечных дней. Расположенный на высоте 150 метров над уровнем моря город славится разнообразным, живописным ландшафтом, в его окрестностях много озер, речек, ручьев.

Не знаю, как насчет особых погодных условий, микроклимата - об этом судить только местным старожилам, но духовный климат, творческая аура здесь редкостные.

Удивительный город: такой концентрации поэтической мысли больше нет на земле нигде. В Царском любили бывать и посвящали ему стихи М. Ломоносов, Г. Державин, В. Жуковский, Е. Баратынский, Ф. Тютчев, И. Анненский, А. Ахматова, Н. Гумилев, В. Рождественский. Здесь служили (в разное, конечно, время) и писали М. Лермонтов и С. Есенин, жили и работали писатели М. Салтыков – Щедрин, Д. Мамин – Сибиряк, А.Н. Толстой, композиторы М. Глинка и братья Виельгорские. Но, прежде всего, Царское – мекка поэтов, "здесь столько лир повешено на ветки" (Ахматова). В эти "широкошумные дубравы", под солнце Пушкинского гения будут стремиться поэты, доколь существует на планете русский язык. Будут припадать к Царскому Селу, как к Кастальскому роднику, источнику вдохновения, куда приходили, согласно мифу, древние служители муз.

В Царском Селе словно дышишь Пушкинским воздухом, слышишь его смех, шаги, видишь удаляющуюся по аллее стройную фигуру. Вспоминаются строки, написанные Кюхельбекером в ссылке: "Тут нет места, нет почти камня, ни дерева, с которыми не было бы сопряжено какое-нибудь воспоминание, драгоценное для сердца всякого бывшего воспитанника Лицея". В письме племяннице он просит посетить его пенаты, которые ему увидеть "смерть как хотелось бы"...

   И Пушкин до последних дней вспоминал свой Элизиум. полнощный, Минервы росской храм", приют "под сенью мирною Минервиной эгиды".
Низкий поклон питерцам, сохранившим для нас этот дивный уголок нашей страны и в нем - дух Пушкина, сберегшим место, где можно побыть с ним наедине.

Последние бои перед оставлением города наши части вели 16-17 сентября 1941 года. К тому времени замечательные специалисты - искусствоведы, музейщики - успели многие экспонаты эвакуировать, кое-что зарыть в землю. А ведь художественных ценностей было огромное количество – в двух дворцах 72 тысячи. Все же многое вывезли в Нижний Новгород, а когда и этот город стали бомбить - в Новосибирск. В Царском закопали 34 мраморные скульптуры, "Девушку с кувшином", памятник Пушкину - лицеисту, "Ниобею". Все эти уникальные ценности после освобождения города вырыли целыми, неповрежденными. Местные жители потом рассказывали, что фашисты искали закопанные клады, но никто не выдал их местонахождения.

Что переживало население Царского Села во время оккупации – об этом сохранились воспоминания местных жителей. От бомбежек они прятались в подвале Лицея, бомбоубежище было и под Екатерининским дворцом. Фашисты, заняв город, разместили штаб в Александровском дворце, в личных покоях Николая II - гестапо. Поскольку Царское находится на возвышенности, батареи врага отсюда бомбили Ленинград. Драпая из города, немцы вывозили мебель, обдирали паркеты, обои. Кое – что нашим солдатам, преследовавшим отступавших, удалось отбить, многое исчезло бесследно, в том числе и знаменитая Янтарная комната, которую ищут по сей день. Всего сумму ущерба, нанесенного городу и его святыням, правительственная комиссия, прибывшая в Царское сразу после освобождения, определила примерно в 5 миллиардов рублей. Восстановление комплекса длилось 50 лет.

25 января 1944 года сотрудники царскосельских музеев, эвакуировавшие экспонаты в тыл, получили телеграмму от ленинградских коллег: "Поздравляем. Отечество нам - Царское Село!" Это был для них гимн Победы, гимн городу Пушкина.