Сергей Ачильдиев

Симфония Царского Села

 

Сюда надо приезжать в будни, когда вокруг пустынно, тихо и слышно, как снег скрипит под ногами. Если б я знал музыкальную грамоту, я написал бы музыку шагов по царскосельскому снегу.

Сперва, под быстрый шаг, звучит тема перемен. Была шведская мыза Saris hoff (возвышенное место), но пришли русские и переиначили её в Сарскую мызу. Мол, в честь некой "старой голландки Сарры", которая будто бы потчевала царя Петра I парным молоком. Потом мыза стала Сарским селом, потом Царским, Детским и наконец превратилась в город – Пушкин. Сначала Пётр пожаловал эту местность своему любимцу Меншикову, затем передарил жене Екатерине, позже Царское перешло по наследству Елизавете, а от неё – ещё одной Екатерине, Великой, которая и превратила старую мызу в императорскую резиденцию...

И тут налетает ветер. Промчавшись по заснеженному полю, взвивается вверх и долго гудит в голых ветвях деревьев. Это тема печали.

Когда я первый раз попал сюда, совсем маленьким, лет пяти-шести, – Большой дворец, что сейчас горделиво блестит своими золотыми куполами, ещё только оживал. Давным-давно он горел дважды, в 1820-м и 1863-м, но тогда, говорят, с помощью иконы Знамения Божией Матери огонь удавалось потушить. А вот полвека назад, во время войны, дворец был полностью разграблен нацистами и в 1942-м сгорел почти целиком. То, что нынче видят все, в том числе американский президент, который осенью шёл по дворцовым анфиладам, забыв закрыть рот, – чудо, сотворённое мастерами-реставраторами.

...Теперь надо дождаться переменчивого северного солнца. И снег заскрипит совсем по-другому: мажорно и весело. Словно напоминая, что именно на этих дорожках во времена юного Пушкина родился золотой век русской поэзии, а спустя столетие, во времена Анненского, Гумилёва, Ахматовой, – век серебряный.